Закат американской империи
Владимир Дмитриев, Даже весьма либеральная на Западе моральная цензура в ряде стран проявила характер и запретила смотреть фильм «Закат американской империи»
детям до 18 лет. Правильнее было бы запретить слушать. Что касается
изображения, то здесь в картине все в достаточной мере благопристойно и
не выходит за рамки намекающей визуальности, оставляющей за кадром то,
что может резко потревожить общественную мораль. Но вот текст...Сборник «Киноглобус — двадцать фильмов 1987 года» Порой кажется, что сценарист и режиссер Дени Аркан сочинил не фильм, а радиопьесу, которую можно слушать дома, занимаясь хозяйственными делами, или в кинотеатре, закрыв глаза, чтобы не отвлекал свет, льющийся с экрана. Лишь изредка прерываясь на десяток-другой секунд, текст катит тугой струей, включая в себя экскурсы в историю, сентиментальные воспоминания, имена знаменитых деятелей культуры, изящные шутки, непристойности, политические грубости и, наконец, прямую нецензурщину, тем более действенную, что научная терминология и заборная лексика в речи персонажей картины не разделяются запятой и не разводятся интонационно. Это единый поток, звуковое воплощение шокирующего начала ленты. Важно и интересно, что подобными забавами пробавляется не люмпен-пролетариат и не обнищавшая буржуазия, а высокий слой канадской интеллигенции — ученые-историки со славой и званиями, вышедшими книгами и международной известностью, люди богатые и независимые. И если четверка мужского кружка иногда позволяет себе ограничиться намеками, то четыре женщины разговаривают без умолчаний, находя некую прелесть в бесконечном повторении «пряных» слов и физиологических терминов. Лишь за совместной трапезой оба пола кое-как соблюдают правила приличия, но, выведя непристойность в подтекст, забывать о ней не намерены и, когда возникает необходимость, с радостью швыряют ее в собеседника. Достаточно ли сказанного для того, чтобы отбросить «Закат американской империи» за пределы искусства и представить его в качестве яркого примера загнивающей культуры? Вероятно, для некоторых достаточно, и у меня нет сомнения в том, что утверждающие подобное руководствуются самыми благими намерениями, в том числе заботой о сохранении нравственности. Мне, однако, ближе другая позиция: преодолеть первоначальное недоумение, искреннее неприятие, желание хлопнуть дверью, вслушаться и всмотреться в фильм, поскольку, сделав это, мы поймем, что дело обстоит далеко не просто и в лексических переборах картины таится не столько циничная усмешка, сколько нечеловеческая тоска, хотя Дени Аркану, возможно, признаваться в этом не очень хочется. Кажущаяся уникальность фильма на самом деле мнима. У него есть прямой предшественник —автор и прямая предшественница-картина. Автор угадывается сразу, тем более что он один раз упоминается в тексте ленты. Это Вуди Аллен, знаменитый писатель, режиссер и актер, кумир интеллектуалов, одно из первых имен западного кинематографа. Дени Аркан полушутливо пытается отделить себя от американского коллеги, но делать ему этого не стоит, поскольку именно Аллен разработал и блистательно осуществил на практике эстетику «словесного» кинематографа, чья визуальность тем более изысканна, что почти не видна, именно Аллен предложил мизансцену и монтаж, позволяющие добиваться кажущейся непрерывности прерывающегося текста, именно Аллен, бытописатель и философ нью-йоркской интеллигенции, придал общезначимый характер системе ее жизненной устроенности и духовной нестабильности. Аркан показал себя хорошим учеником хорошего учителя, корректно следующим его заветам, естественно, с поправкой на новые обстоятельства. Картина, от которой отталкивается и с которой полемизирует канадский режиссер, была сделана Вуди Алленом в 1982 году и носит игривое название, передразнивающее заглавие шекспировской комедии: «Секскомедия в летнюю ночь». Запрограммированный обман состоит в том, что зритель, ожидающий в данном случае эротической разнузданности, получает нечто прямо противоположное: фильм чрезвычайно мягкий, ироничный, нежный, слегка подтрунивающий над людскими слабостями и нигде не позволяющий себе их высмеять. Стремясь к спору с Алленом на его территории, Дени Аркан берет из ленты и летнюю ночь, и загородную виллу, где встречаются персонажи, и отдельные сюжетные ходы, и, наконец, заключенное в названии слово «секс». В «Закате американской империи» оно будет встречаться на каждом шагу, оставив далеко позади все другие слова человеческого языка. Но прежде чем мужчины на вилле начнут готовиться к великолепному обеду, творя чудеса кулинарного искусства, а женщины займутся собой в Клубе здоровья, Аркан объяснит зрителям название своей картины. Он сделает это устами немолодой Доминик, которая тезисно проинформирует о том, что закат римской империи начался в тот момент, когда стабильность общества нарушилась из-за ожесточенного стремления каждого к личному счастью. Нечто подобное, по мнению героини, происходит и сейчас в американской империи, американском образе жизни, американской морали, почему близится и ее закат. Для самой Доминик вопрос еще не очень ясен, она готова рассмотреть и другие возможности, но Дени Аркан не сомневается. Все, что вслед за этим продемонстрирует фильм, работает исключительно на концепцию «заката». Кажущаяся непохожесть судеб, характеров, жизненных устремлений обнаружит в результате полное тождество. Видимое наличие многочисленных вариантов в конце концов сведется к одному варианту. Изначально заложенная конфликтность поколений в финале не подтвердится. Внешне герои отличаются друг от друга. Один женат, другой разведен. Большинство мужчин предпочитает женщин, но один — мужчин. Одна из женщин хочет быть верной мужу, другая увлекается мазохистскими играми с малознакомым человеком, молоденькая студентка подрабатывает в массажном кабинете, профессионально продавая любовь. Рассказы каждого очень подробны, в них нет ни надрыва, ни хвастовства, ни стыда за аморальность, ни гордости за аморальность. В результате десятки маленьких историй сливаются в одну бесконечную историю, столь же жизненную, сколь и литературную. Многократно повторенная нецензурщина оборачивается рутиной, подлинные случаи кажутся придуманными анекдотами, наслаждение, получаемое от любовных игр, заменяется удовольствием от пересказов стародавних происшествий. В фильмах Вуди Аллена, в том числе в «Секскомедии в летнюю ночь», всегда присутствует, при всей схожести одежды, манеры поведения, жизненных принципов его героев, нечто такое, что отличает их друг от друга и что, в конечном счете, обеспечивает их собственную интонацию в нудном одноголосии времени. У Дени Аркана — все едино, все на одно лицо, и выбора нет. Закат. Более чем злую пародию на теорию «сексуальной революции», обещавшей гармонию на базе исключительно сексуальной удовлетворенности каждого члена общества, сотворил канадский режиссер. Поставил перед своими персонажами и соответственно перед обществом то зеркало, в которое и смотреться не хочется. Но посмотреть надо. Так, значит, картина об этом? Конечно, об этом, но не только. В ней есть еще один весьма интересный пласт. Доминик и Луизе, Реми и Пьеру — назовем персонажей фильма по именам — по сорок с небольшим. Значит, перед зрителями — молодые люди 60-х годов, студентами стоявшие в пикетах протеста против американской агрессии во Вьетнаме, жадно ловившие известия из Парижа о «майской революции» 1968 года и, с учетом канадской специфики, яростно отстаивавшие принцип самоопределения франкоязычной провинции Квебек. В кого же превратились юные герои 60-х, чем обернулась их политическая ангажированность, куда ушли нерастраченные силы? Превратились в сытый и пугливый истеблишмент, ангажированность обернулась взрывной ненавистью к политическому прошлому, нерастраченные силы ушли вначале на секс, а затем на грубые разговоры о нем. Поколение, рожденное для революционных свершений, ничего не сделало. Само себя продало. Само себя обмануло. А молодые люди уже и свершать ничего не хотят. Подстраиваются сзади старших, принимают, усмехаясь, участие в их эротических забавах, едят хорошую еду и учатся исторической науке в промежутке между массажем и поцелуями. Мужество Дени Аркана в том, что он не отделяет себя от своих персонажей, не берет на себя роль верховного судьи. «Закат американской империи» — это и его закат, его мука, его кошмар. Иногда гипотетически хочется попросить его проредить материал, убрать повторы, сократить многословие. Хочется сказать, что изображенная им на экране «битва полов» зачастую отдает Августом Стриндбергом, а не современной жизнью. Хочется напомнить, что многократно использованное шоковое воздействие рискует обернуться и реально оборачивается в фильме пародией. Но я не уверен, что режиссер соблаговолит нас выслушать. Впрочем, кто знает? Ведь в финале картины у злого, самоуверенного, жесткого Дени Аркана вдруг пробуждается желание перемены. Как у Вуди Аллена, как в «Осенней сонате» Ингмара Бергмана (вот еще одна лента, оказавшая влияние на «Закат американской империи»). И идет ночь прощений, и утро прощаний, и распутываются узлы, и выясняются отношения, которые, казалось, и выяснить никогда нельзя. И готовится завтрак, и говорят о милых пустяках, и две не очень любящие друг друга или просто равнодушные женщины садятся рядом за пианино, чтобы не слишком умело, но от всей души сыграть музыкальную пьесу. А затем в нескольких ракурсах покажут загородную виллу, тихую, без людей, которые внутри или уехали. И пойдет густой и белый, очень кинематографический снег. Эта идиллическая картина, не имеющая отношения к сюжету, и завершит ленту. Что здесь: успокаивающая деталь, белый снег надежды? Из содержания фильма вроде бы подобное не вытекает. Неважно. Раз режиссеру хочется, пусть так и будет. | |
| Категория: Кино-Театр | Добавил: smidmi79 (09.10.2010) | |
| Просмотров: 522 |
| Всего комментариев: 0 | |