БГ - Русский альбом

Эпитафия русскому року

Борис Борисович Гребенщиков - один из отцов-основателей русского рока, житель советского андеграунда вышел из него в перестройку, да так, что аж в Англию и Америку его занесло. Однако ж насколько громкой и масштабной была слава сего явления (РР), настолько же и короткой. Из заграничных турне БГ вернулся не солоно хлебавши, на родине тем временем померли Башлачев, Науменко и Цой, стадионы заняла попса, а команду музыкантов для записи своего очередного альбома пришлось скрести почти по сусекам. Каким он мог быть в таких условиях? Возвращением в андеграунд, протестом против действительности, повторением пика? В каком-то смысле он всем этим и стал, но все равно новый БГ получился неожиданным. Более всего к записанному на исходе советского периода Русскому альбому подошёл бы эпитет "эпитафия русскому року". Да и сам Гребенщиков говорил, что после смерти Башлачева он посчитал себя обязанным написать альбом-посвящение. Да и заграничные турне, видимо, заставили осознать свой... кхе-кхе... патриотизм. Поэтому ничего удивительного в русских поэтических и музыкальных мотивах нет. Другой вопрос, что Борис Борисович в отличие от Александра ... не столько русские страшные сказки писал, сколько мистико-символические мифические истории, хотя это темы очень сходные. Да и на правдоруба Гребенщиков похож меньше, ему ближе трансцендентная лирика. И, разумеется, Башлачев - это крик, Гребенщиков - всё же песня.

Поэтому лирические тексты разве что совсем чуть интереснее музыки, в которой наконец-то, если не считать уже давних Скоморохов, прорвался столь значимо и интересно препарированный фольклорный элемент. Но мотивы все же варьируются - в Никите Рязанском яростный бард в древнерусском декоре, в Государыне - он же, но уже в салоне императорской России, Ласточка - дань общению с природой русского крестьянина (?). Смешение эпох, пластов и сословий и без того характерное для БГ здесь достигает едва ли не апогея - вряд ли это попытка осознать, как сейчас пишут, культурный код нации, скорее - интуитивное отражение ориентиров и подоплёк русской жизни, впитавшей тьму и загадку тысячелетней истории. Поэтому квинтэссенцией и альбома и просто гениальной вещью вне всяких альбомных рамок, на мой скромный вкус, стала Волки да Вороны. Хотя и Кони беспредела, и Бурлак, и Генерал и все прочие тоже безумно хороши.

Почему же эпитафия русскому року, если он не исчез? Это, конечно, субьективно, но любое явление, как это не прискорбно, выполнив свою миссию, уходит, пусть медленно и печально, но неизбежно. Русский рок ведь был всего лишь протестом поневоле. Даже самые яростные антисоветские его проявления были скорее эстетическими, чем политическими (разве только Телевизор слыл памфлетным). Вбив, даже не своими руками, осиновый кол в сердце советского официоза, русский рок так и не стал знаменем нашей музыки, в которой поэтическое оказалось менее востребованным, чем коммерческое. Часть героев умерла, другая - адаптировалась в рынок, третья (типа Му мий тролля и Земфиры) - пошли другим путём, совсем уж постмодернистским, в котором поиски смыслов и отражения экзистенциальных состояний стали в лучшем случае второстепенными. И хотя после Русского альбома была последняя русская рок-опера Мир Номер Ноль и группа Сплин, золотое время исторического шанса войти в новую реальность устами русских поэтов-бардов ушло. Гребенщиков подвёл жирную, изящную, эпичную, по-настоящему красивую черту под этим периодом. Дальше была уже не идеология, а товар-деньги-товар.